Это напомнило мне, что я под плотным колпаком, не удивлюсь что Никифоров знает наш разговор с Борюсиком до мельчайших интонаций.
«Во вляпался!» — успел подумать я, как в это время над аэродромом пронеслись две стремительные тени, с таким знакомым ревом моторов, который даже заглушил работу моего истребителя, в рев вплеталось странное тарахтение, и только через несколько секунд я сообразил, что это работают пулеметы.
— Мессеры!!! — заорали где-то рядом.
Стремительно развернувшись, я присел на корточки и пристально посмотрел на двух «худых», которые выходили из атаки.
«Сейчас они сделают круг и снова атакуют!»
— Самолет к бою, — заорал я, и метнулся к кабине.
— Куда? Стоять!!! — услышал я под рев ЛаГГа, но было поздно. Старшина уже убрал колодки, и я стронул истребитель с места.
Мессеры еще не вернулись, и я воспользовался этим для взлета. Мы встретились с ними, когда шасси уже оторвались от земли, на встречных курсах. Приподняв нос, я дал длинную очередь из пулеметов и пушек. Самолет слушался меня как никогда. Кстати «почувствовать» технику у меня получалось почти сразу, что изрядно удивляло отца. Даже на сложном в управлении ЛаГГе, на котором отец крутился дня два, пока его не почувствовал, у меня таких проблем не было, технику я «понимал» сразу.
Один из мессеров наткнулся на мою очередь и огненным комком покатился по взлетной полосе.
«М-да, на симуляторе было тяжелей!» — успел подумать я, мельком посмотрев на горящие обломки. Нужно набирать себе бонусы, как я только что сделал.
Воспользовавшись тем что второй «худой», ведомый пары, растерянно стал крутиться над аэродромом я ввел истребитель в горизонтальный полет, продолжая наращивать скорость.
Как бы там ни было, но немец решил отомстить, а не спастись бегством, как я думал, он сделает, по общей натуре немецких асов, если они получают по носу. Мы уже удалились от аэродрома километров на десять, как немец атаковал меня со стороны солнца. Но я ждал ее и был готов. Резко ушел в вираж. Он применили стандартную позицию для атаки, сверху со стороны солнца. Без очков и шлемофона было тяжело, но я справлялся. Развернувшись, я продолжая наращивать скорость старательно уходя от немца. Убегал я от него на высоте метров четыреста, как он снова атаковал. Резко бросив самолет в пике, я ушел в сторону и, пропустив немца, пользуясь тем, что он из-за высокой скорости пронесся мимо, довернул истребитель и, поймав в прицел, нажал на гашетку, однако немец успел уйти из-под атаки, и пушечные снаряды только подняли фонтанчики земли сбоку от пролетевшего мессера.
Из-за пике я набрал нужную мне скорость и заняв позицию над «худым», и короткими очередями прижимая его к земле. Но немец оказался удивительно вертким и постоянно уходил из прицела до того как я нажимал на гашетки. Вот мессер пронесся прямо над штабом полка, едва не задев одну из палаток крылом, где стояли люди и махали рукам, я тоже пронесся над ними, стреляя из пулеметов.
«Надеюсь, там ни в кого гильзами не попадет!» — успел подумать я, когда пронесся мимо.
Подшиб немца, я в километрах шести от аэродрома, когда он попытался оторваться от меня на высоте, уйдя на вертикаль. Но я ждал именно этого, и успел поставить огненный заслон, на который он и напоролся. Заметив, что тот задымил и убавив скорость стал планировать на сбоившем моторе, почему-то не пытаясь выпрыгнуть, хотя высота в двести метров позволяла это сделать. Подлетел сбоку и, уравняв скорости, показал пальцем на него и на свой аэродром.
Немец сделал вид что не понял, поэтому мне пришлось немного отойти от него и дать очередь над фонарем, после которой немец согласился повернуть к аэродрому.
«Блин, на это даже я не рассчитывал!» — весело подумал я, сопровождая немца к аэродрому. Тот выпустил шасси и стал планировать с заглохшим мотором на полосу. Убедившись, что его «приняли», и уже вытащили из кабины, повел истребитель на посадку.
С привычным шиком зайдя на глиссаду посадки, я опустился на все три колеса и без "козла", докатился до места стоянки, где меня уже ждали.
Когда вылезал из кабины, меня ослепила яркая вспышка. Проморгавшись, чуть в стороне, метрах в двадцати, рядом с «вечным дежурным» увидел старшего политрука, довольно что-то крутившего в фотоаппарате, после чего он снова сделал снимок, когда я вылез на крыло. Потом меня принял «на руки» не очень добрый Никифоров.
— Сев, хлеба дай, — попросил Олег.
Потянувшись, что заставило меня поморщиться, я взял с тумбочки тарелку с разрезанным небольшими кусочками белым хлебом, и поставил на табурет рядом с Олегом.
Наворачивая манную кашу, он с интересом читал газету, вернее очерк обо мне. Утром привезли пачку газет, где была статья о Сталинском соколе, сбившем шесть, и принудившем к посадке седьмой самолет. Что ни говори, а тот старший политрук оказался профи, и статья действительно была написана хорошо. В заглавии была моя фотография, где я стоял на крыле истребителя держась одной рукой за кабину, в больничных штанах и с голой перевязанной грудью, с улыбкой на лице.
В общем-то я тогда морщился, спина болела, но на фото почему-то казалась, что это была обаятельная улыбка, ну да ладно.
В заглавии корреспондент написал.
«Даже ранеными наши летчики продолжают сбивать немецко-фашистские самолеты!!!»
Сама статья брала за живое. С утра ее успели прочитать уже все в полку, так что до нас один из экземпляров дошел сильно замусоленным, однако не потерял своей привлекательности. Я трижды прочитал очерк, расположенный на двух страницах. Оказалось, корреспондент откуда-то узнал, куда меня увезли, и захотел взять интервью, сейчас на фронте нужно было подобное, яркое. Чтобы показать как мы бьемся.