Я – истребитель - Страница 55

— Держитесь, сейчас будет трясти! — крикнул я в салон.

И не обманул, трясло нас преизрядно.

— Фу, сели, — сказал я снимая очки и вытирая лицо.

В это время снаружи послышались крики, в основном матерный русский, и рев моторов над головой.

Когда я выбрался из салона, самолета вокруг уже сверкая улыбками, стояла толпа человек в триста, слушая лейтенанта-пограничника. Прислушавшись, понял, что он в подробностях рассказывает, как мы захватили самолет у немцев. Пехота была не пуганная, шла к фронту, поэтому мы и были встречены так спокойно. О немецких диверсантах они пока еще не задумывались.

Гимнастерка была мокрой от пота, проведя рукой по волосам, я одел обратно шлемофон и помахал «чайкам», что делали очередной круг над нами.

— Товарищ политрук, к ужину опоздаем, — подергав особиста за рукав, сказал я.

— Сейчас нужно раненых вытащить.

— А зачем? Царица полей пехом идет, техники у них я не вижу. Лучше к нам, там хоть Лютикова.

— Думаю что ты прав. Подожди, — быстро сказал он и направился к майору, что командовал бойцами, которые взяли нас в «плен».

«Чайки» сделав последний круг, улетели к себе.

— Взлетаем, — махнул рукой Никифоров.

К моему удивлению погранцы тоже заняли свои места, видимо не желая бросать своих.

Взлет прошел нормально. Сделав круг натужно ревущими моторами, мы направились к себе.

На аэродроме были в шоке, когда на их полосу нагло приземлился немецкий «юнкерс». «Чайки» только сели и персонал еще ничего не знал, так что к нам они бежали вооруженные чем попало. Один даже с поршнем в руке.

Поэтому, какое же было охренение у народа, когда у остановившегося транспортника открылась дверца, и оттуда выпрыгнул особист одного из полков, которого все знали очень хорошо.

После того как «юнкерс» замер и моторы заглохли, я просидел в кресле еще минут пять отходя от того дикого напряжения, что было у меня за все время полета. Вздохнув, я провел рукой по лицу вверх, сдирая заодно наушники. Повесив их на штурвал, я отстегнул ремни и со старческим кряхтением встал. Последние пассажиры уже покинули салон, так что кроме пятен крови, пары мешков, что были использованы вместо подушек для раненых, и немецкого летчика забитого в угол, которого так никто и не удосужился выкинуть, в салоне никого не было.

Посмотрев на маленькую желтую кобуру на поясе летчика, чуть хмыкнув быстро содрал ее и сунул в карман галифе, после чего подхватив один из маленьких мешков, с отчетлив шуршащей внутри бумагой, да и вес указывал что там именно бумага, вышел на свежий воздух. В это время как раз отъезжали две полуторки куда погрузили раненых, и мое появление было не замечено.

— Да ты весь мокрый, — сказал сидящий под крылом Степанов. Вокруг бурлил народ, так что я не очень четко разобрал слова, но смысл понял.

— Товарищ старший сержант, а как?.. Расскажите откуда это? — развел руками один из бойцов БАО, в звании сержанта. Насколько я помню он был оружейником в нашем полку.

— Рассказать? Ну слушайте, — сказал я закинув мешок обратно в салон самолета, вдруг там что важное.

Понемногу к нам стали подходить люди, прислушиваясь ко мне. Особист сразу скрылся с глаз с командованием полка, так что отвечать, то есть отдувать пришлось мне. По бледному виду Степанов было понятно, что многого он не расскажет, так что однополчане уцепились за меня.

— Значит так. Вылетели мы на бомбежку. Отбомбились нормально, мосту конец пришел, а тут раз, и двадцать мессеров. Степанов кричит: «Со стороны еще тридцать заходят!». Но я же истребитель, хоть и на бомбовозе. Поэтому развернулся и атаковал их. Первого сбил, второго. На вираж, еще сразу четверых. В общем, всех сбили, но один летит. Я подлетаю, на гашетку нажимаю, пулеметы молчат. Патроны кончились. Тогда я его крылом БАЦ по хвосту.

— И что? — спросил один из «черных духов» с улыбкой, они сразу поняли что я заливаю, но слушали с интересом.

— Хвост в щепки, но летит зараза. Тогда я пропеллером левого мотора, по крылу…

— Иии? — спросил все тот же. Среди толпы слышались смешки.

— Крыла как не бывало, но летит… — развел я руками.

— Тогда я крылом по фюзеляжу…

— Ну и-и-и?

— Фюзеляж в дребезги, немец на моторе сидит как-то управляет, но летит.

В толпе слышн откровенный смех. Кто-то отчетливо сказал:

— Во заливает. Ну комик, ему бы в артисты.

— Тогда Степанов говорит: «Командир прижмись к нему, я сейчас!». Ну я крыло подвел к немцу. Смотрю, Степанов вылез наружу и с сапогом в руке по крылу к немцу ползет. Подполз, бац ему сапогом по голове, ну тот вместе с мотором в пикировании и в землю врезался. Вот так вот храбростью и находчивостью сержанта Степанова и был сбит пятидесятый мессер. Ну, а пока мы гнали последнего немца, оказалось, что забрались далеко в тыл к немцам, только хотели было развернуться. Как тут мессеры налетели… э-э-э м-м-м? — завис я на миг.

— Сто? Двести? — кто-то спросил.

— Двести? Чего врать-то? Сто пятьдесят было. Окружили они нас. Ну, я думаю все будем принимать последний бой, только собрался броситься на таран, как горючее кончилось, и мы в пике и врезались в землю.

— Разбились? Насмерть?

— Нее. В болото упали. Вылезли, а куда идти?

— И куда?

— Тут мы вспомнили, что рядом есть немецкий аэродром, и мы туда. Прибегаем, немцев на нем видимо не видимо. Ну, я роту охраны схватил левой рукой, правой колочу им по мордасам. А сам кричу экипажу. «Захватываете самолет, а то улетит сейчас!». Смотрю, а тот действительно на взлет пошел, тут наши подбегают и за хвост его держат. Ну я с охраной разобрался, стволы у пулеметов и пушек в узел завязал, и побежал на помощь. В общем выкинули мы немцев из самолета и домой полетели.